— Как вы можете охарактеризовать текущее состояние юридического рынка в России?
— Кошмар. Прежде всего, нельзя не отметить очень низкий уровень юридического образования. Недавно ко мне пришла девушка, которая защитила кандидатскую по уголовному праву. Я ее спрашиваю: «С какого возраста наступает уголовная ответственность?» Она: «С 18 лет. В некоторых случаях — с 16». И это кандидат юридических наук (уголовная ответственность по общему правилу наступает с 16 лет, по некоторым составам — с 14. — Прим. ред.). Кроме того, сейчас ФПА активно настаивает на адвокатской монополии, на что никогда не пойдет ни Верховный суд, ни Госдума. Все попытки как-то урегулировать этот вопрос и найти компромисс упираются в жесткую позицию руководства ФПА. В итоге мы имеем абсолютно нерегулируемый рынок юридических услуг.
— Если не адвокатская монополия, то что?
— Сертификат на право выступления в суде. Ты можешь быть юристом, но доступ в суд — только по сертификату. Получить его может гражданин РФ с юридическим образованием, у которого нет непогашенной или неснятой судимости и который успешно сдал экзамен. По сути, это американская модель, тот самый Bar Exam. В какой цивилизованной стране мира можно приехать, например, с российским паспортом и выступать в суде? Вас и близко не подпустят. А у нас сотрудники иностранных фирм с иностранными паспортами работают на рынке, причем даже не на основе взаимности.
— В нашей недавней публикации мы как раз отмечали, что за последние семь лет из России ушло семь крупных иностранных юрфирм. Как вы относитесь к этой «войне» рульфов и ильфов?
— На мой взгляд, на российском юррынке должны быть российские юридические образования. Иностранные юрфирмы могут работать только на основе взаимности.
— Такое смелое предположение, что в случае введения судебного сертификата все представители в судах будут подчиняться кодексу поведения — аналогу Кодекса адвокатской этики. Как этот кодекс работает сегодня?
— Никак. Он, по сути, не действует. Я, к примеру, считаю, что статуса нужно лишать любого адвоката, который передает дело коллеге за вознаграждение. Потому что он извлекает прибыль и, следовательно, нарушает принцип работы адвоката. Он должен не прибыль извлекать, а оказывать правовую помощь.
— То есть адвокатская фирма не должна вести предпринимательскую деятельности и извлекать прибыль?
— Конечно. Ты либо адвокат, либо бизнесмен. В противном случае мы можем очень скоро «допрыгаться» до налога на прибыль.
— Как вы относитесь к разговорам, что многие функции, которые сейчас выполняют юристы, в будущем будут автоматизированы?
— Я не верю в автоматизацию юридической профессии. Есть такое известное выражение: «Чтобы правильно задать вопрос, надо знать 80% ответа». Машине надо суметь задать вопрос. Я даже допускаю, что будет корпорация юристов, которая сможет правильно загрузить вопросы в компьютер. Но он ответит «по закону». А проблема же заключается в интерпретации. Этого машина никогда не сможет, потому что у нее нет интуиции, творческого начала. Судью компьютер тоже никогда не заменит. Ведь судья руководствуется не только законами, но и здравым смыслом, а им машина не обладает.
— Что, на ваш взгляд, могло бы существенно повысить качество правосудия в России?
— Прежде всего, нужно разгрузить судей. Сейчас у них невероятная нагрузка: на 30 000 судей приходится около 34 млн дел в год. Это, с учетом выходных, более четырех дел в день на одного судью. Исправить ситуацию поможет резкое поднятие госпошлины. Она должна стать пугающей. Тогда заработают третейские суды и медиация. При условии, конечно, что решения третейских судов будут исполняться без подтверждения государственными судами, а решения медиаторов — носить приказной характер. Кроме того, нужно изменить принцип формирования кадрового состава. Большинство судей в Великобритании — это адвокаты, в США — адвокаты и прокуроры. А в России почти все судьи — это бывшие помощники судей.
— Телеграм-каналы предрекают вам различные карьерные передвижения. Одни пишут, что вы займете должность министра юстиции, другие — что возглавите адвокатуру. Как вы сами видите свой карьерный трек?
— На какие позиции меня только не прочили. Но на это у есть меня один ответ: если бы я хотел поменять должность, наверное, я бы не сидел 21 год на одном месте. Мне интересно то, чем я занимаюсь. Я был и остаюсь адвокатом, только теперь у меня один клиент — правительство.